В конце 1980‑х СССР столкнулся с невиданным ростом преступности. Союзные республики лихорадило: политические экстремисты всё чаще пытались добиться своих целей с помощью оружия. Милиция массово изымала «стволы» у населения. Только в Абхазии к лету 1990 года было конфисковано свыше трёх тысяч стволов нарезного и гладкоствольного оружия, а также около тридцати тысяч единиц боеприпасов.
Проблему хранения такого внушительного арсенала решили весьма оригинально: «стволы» и патроны складировали в следственном изоляторе города Сухуми. «А что такого?» — подумали республиканские чиновники. Да, в соседних камерах находятся уголовники, но крепкие замки и охрана, казалось, исключают любые неожиданности. Но случилось непредвиденное. И, как это часто бывает, решающим стал человеческий фактор.
Те, кто служил в армии, знают: уставы написаны кровью. Как и служебные инструкции, несоблюдение которых чревато тяжкими последствиями.
В то лето изолятор был переполнен. В камерах сидели вперемешку — судимые с несудимыми, взрослые с малолетками. Контролёров не хватало. По утрам в камерах проводилась влажная уборка. Правила внутреннего распорядка предписывали, чтобы при открывании дверей присутствовали двое — дежурный офицер и контролёр. Фактически же это делал лишь контролёр, на что обратил внимание один из заключённых камеры № 7, где содержались особо опасные преступники. У них созрел дерзкий план побега.
Одиннадцатого августа, когда контролёр, как обычно, открыл дверь в камеру, на него набросились семеро заключённых, оглушили, обезоружили и отобрали ключи. Бандиты быстро открыли двери соседних камер, освободив несколько десятков заключённых, и захватили заложников — сотрудников дежурной смены СИЗО. А когда уголовники обнаружили в одной из камер арсенал оружия, их ликованию не было предела. «Для нас это был приятный подарок», — скажет позже на суде один из преступников. С таким арсеналом можно захватить целый город.
К счастью, один из охранников смены сумел вырваться и, выбежав во двор, запер снаружи дверь изолятора. Он и поднял тревогу. До этого момента никто в городе не знал о произошедшем.
Прибывшие подразделения республиканского МВД блокировали здание изолятора, но ситуацию это не разрешило. Бандиты заявили: если им не дадут уйти, они расправятся с заложниками. Тем временем возле СИЗО, находившегося почти в центре Сухуми, стали собираться родственники заключённых и удерживаемых сотрудников. Возникали стихийные митинги. Кто‑то требовал принять условия бандитов ради безопасности заложников, кто‑то, наоборот, требовал решительных действий.
Так прошло двое суток. Республиканское начальство пребывало в нерешительности. И только 13 августа на подмогу вызвали союзный спецназ. На личном самолёте Председателя КГБ Владимира Крючкова прилетели 22 офицера 1-го, 4-го и 5-го отделений Группы «А» КГБ СССР во главе с Виктором Карпухиным и 27 сотрудников Учебного батальона специального назначения (с 1991 года — «Витязь») под командованием Сергея Лысюка.
У этих подразделений уже был многолетний опыт совместной работы, в том числе в проведении спецопераций по освобождению заложников. К вечеру 13‑го спецназовцы разместились на турбазе, провели рекогносцировку и приступили к проработке вариантов.
Никто не сомневался, что на уступки бандиты не пойдут: некоторые из них ожидали смертного приговора и терять им было нечего. Всего же среди семидесяти трёх уголовников пятнадцать были арестованы за убийство, восемь — за разбой, один — за угон самолёта. Так что штурмовать здание изолятора, когда в нём семьдесят хорошо вооружённых «отморозков» — тоже не вариант. Снайперы докладывали, что ликвидировать главаря — Прунчака — не представляется возможным: в окнах он не показывался, а вёл переговоры через подручных. Но на совещании Карпухина с офицерами Александром Михайловым, Виктором Лутцевым и Сергеем Лысюком родился и другой план: выпустить бандитов из здания, но предложить им не БТР, как они просили, а автобус — у него и вместимость больше, и в горах на нём сподручнее. А штурм автобусов у спецназовцев был отработан до автоматизма. К тому же, этот вариант позволял отсечь главарей от остальной массы уголовников. Пока одна группа спецназовцев обезвреживает бандитов в автобусе, две другие штурмуют изолятор — одна сверху, другая снизу. К утру план был готов. Но республиканское начальство отказалось брать на себя ответственность и план не утвердило. «Как такими силами можно захватить здание? Авантюра! Они улетят, а нам здесь расхлёбывай!» Действительно, со стороны могло показаться, что соотношение сил не позволяет рассчитывать на успех: уголовников было втрое больше, чем спецназовцев.
Тем временем руководство МВД Грузии продолжало переговоры с бандитами. Теперь они требовали, чтобы их забрал вертолёт прямо с крыши изолятора. Преступники вели себя всё более агрессивно, стреляли в воздух. Толпа, окружившая изолятор, волновалась. Так прошёл ещё день. Местное руководство по‑прежнему тянуло время, Москва тоже молчала. Тогда Карпухин, понимая, что ситуация грозит выйти из‑под контроля, решил взять ответственность на себя. Он связался по ВЧ с Крючковым, объяснил ему положение дел. Тот ответил уклончиво: «Действуй по обстановке».
Бандитам объявили, что их условия приняты. Но сесть на крышу изолятора, как того хотели преступники, вертолёт не сможет: крыша не выдержит. Он приземлится неподалёку, а добраться до него можно будет на микроавтобусе.
Такой вариант устроил преступников. Но матёрые уголовники понимали, что на выходе их может ждать засада, поэтому приняли меры предосторожности. Двое из них сперва тщательно осмотрели рафик, завели мотор, опробовали машину на ходу. Убедившись, что транспорт в порядке, а вертолёт приземлился, бандиты с заложниками выскочили из здания и набились в рафик. Чтобы со стороны нельзя было понять, кто есть кто, уголовники напялили на себя и на заложников маски-балахоны, закрывающие лица, а к рукам заложников скотчем примотали пистолеты — разумеется, незаряженные. Сами же вооружились «по полной»: у каждого было несколько пистолетов плюс «длинные стволы» и солидный боезапас. Позже при обыске у одного из них найдут девять пистолетов — даже по два в носках!
Поданный микроавтобус спецназовцы успели скрытно заминировать (подготовили и запасной — на тот случай, если бандиты откажутся от первого): взрывы должны были оглушить преступников и остановить машину. «Альфовцев» разделили на две группы: первое отделение группами по трое должно было с трёх точек штурмовать автобус, другое, взорвав люк на четвёртом этаже изолятора, — проникнуть внутрь и зачистить третий и второй этажи. Людям Лысюка предстояло зачистить первый этаж, взорвав дверь запасного входа.
Сложнее всего было скрытно разместить штурмовые тройки для захвата автобуса: бандиты вели круглосуточное наблюдение за прилегающей территорией. Кроме того, рядом в толпе находились их родственники, с которыми у преступников была налажена связь. Сигналом к штурму должен был стать взрыв, причём двойной: один — в салоне, чтобы оглушить и деморализовать бандитов, другой — под моторным отсеком, чтобы остановить автобус.
Кому-то это может показаться странным, но тогда все рвались в бой, хотели быть на острие атаки, невзирая на опасность. И те, кого отправляли во второй эшелон, чувствовали себя оскорбленными до глубины души. В этой операции Игорь Орехов, опытный снайпер, в очередной раз оказался в группе захвата. В этом не было ничего необычного: в те годы сотрудник, обладая квалификацией снайпера, проходил и подготовку рядового бойца, чтобы при необходимости слаженно работать в качестве «боевика». Но когда старший тройки Виктор Лутцев предложил ему поменяться с молодым снайпером без боевого опыта, чтобы иметь гарантированный результат снайперской работы, Игорь Владимирович решил, что его просто убирают из штурмовой группы и чуть не рассорился с командиром. В итоге на подмену нашли другого снайпера, а Орехова оставили в «штурмовиках».
— Вместе с Алексеем Сергеевым я был в тройке Саши Михайлова, — вспоминает Владимир Елисеев. — Перед штурмом нас в хлебном фургоне доставили к полуподвальчику, выходившему во двор тюрьмы: вроде как продукты зэкам привезли. Мы потихоньку, по стеночке выбрались из кузова и залезли в подвал. Там было тесновато, но по крайней мере прохладно. Двум другим тройкам, особенно Вити Лутцева, пришлось ожидать команды в жаре и духоте. Ещё оказалось, что в этом полуподвале — склад старинного оружия. У нас глаза разбегались: тут были и пищали, и мушкеты, и древние охотничьи ружья, и тяжеленные длинноствольные кремнёвые пистолеты! Целый музей!
— Наша тройка — Первушин, Орехов и я, — рассказывает Виктор Лутцев, — зашла в соседнее административное здание и через него проникла в трансформаторную будку, которая дверцей выходила внутрь двора. В этой тесной (два на три метра) и раскалённой на солнце будочке мы провели полтора часа. Это были, наверное, самые длинные часы в жизни. Внутри — духота, полумрак. Горела лишь лампочка дежурного освещения. Стояли, потели, как в сауне. Воды у нас не было. Вести себя приходилось очень тихо, даже кашлянуть боялись. Говорили между собой и по связи только шёпотом.
Пришлось повозиться и с дверью, выходившей во двор тюрьмы. Она открывалась наружу, и нужно было чем‑то закрепить её, чтобы потом легко распахнуть. В конце концов подвязали найденным тут же куском проволоки. С Саней Михайловым договорились так: при штурме пистолеты не доставать и огонь не открывать, чтобы случайно не задеть своих. Чтобы разбить стёкла, нашли подручные средства. Мне достался большой молоток. Первушин взял здоровенный гаечный ключ. Вот этими железяками наша тройка, облачённая в бронежилеты и «тиговские» шлемы, микроавтобус и штурмовала.
— Вместе с тройкой Михайлова нас — Михаила Картофельникова (старшего нашей группы), Владимира Кузнецова и меня — подбросили на хлебовозке к нашей исходной позиции, — дополняет Александр Пятницкий. — Это была какая‑то подсобка, примыкавшая к зданию самой тюрьмы, там мы и спрятались. Вместе с нами внутрь залезло несколько местных оперов. Они жутко волновались, что, когда преступники окажутся во дворе, они заглянут в подсобку и нас обнаружат, поэтому изнутри заперли дверь на ключ. Сидим, волнуемся… жара плюс тридцать пять. Бронежилет на мне был лёгкий — всего десять кило, но за три часа он потяжелел.
Наконец, проезжает рафик. Рвануло. Пора нам бежать штурмовать его. Что вы думаете? Оперативники ключ найти не могут! От волнения позабыли, куда засунули. Так что потеряли мы несколько драгоценных секундочек! Хорошо ещё, что дверь открылась с помощью волшебного слова и удара ноги. Бежим. У меня в руке ножка от скамейки — чугунная, литая, кривая, как баклажан. Тройка Вити Лутцева, когда высаживала окна со своей стороны, нам помогла: распахнули заднюю дверь пассажирского салона, которая снизу вверх распахивается. Очень грамотно сделали: распахнули и ушли в сторону, чтобы открыть нам пространство. Я этим воспользовался незамедлительно. Бандиты сидели спинами ко мне. Вроде смирно сидели, и вдруг давай разворачиваться и «волыны» доставать! Не обращая на них внимания, я пригрел одного-двоих ножкой от лавки по башке, а потом уже выдернул их за шкирку. Уложил на асфальт. Помял чуть‑чуть. Потом залез в салон. Вот дальше нечётко помню — там суета была. Похоже на то, что в меня всё‑таки успели шмальнуть из Марголина. Когда бронежилет стащил, на теле обнаружил чёрный синячище. А может, сам ударился… Там было тесно, кругом углы, стволы, ножи, злые рожи…
Взрыв в салоне рафика стал сигналом к началу операции. Но заряд в моторном отсеке не сработал, поэтому автобус пришлось останавливать выстрелами, а группам — догонять его. Несмотря на внезапность случившегося, самые матёрые бандиты успели опомниться и начали с остервенением палить с двух рук. «Альфовцы», действуя с разных сторон, принялись высаживать окна — кто молотком, кто зубилом. Оружие, как уже говорилось, решили не применять, чтобы не ранить заложников и друг друга, поскольку автобус окружили со всех сторон.
Евгений Первушин рывком открыл водительскую дверь и буквально выдернул бандита с его места. Воспользовавшись этим, Игорь Орехов ворвался в микроавтобус и в прыжке, через кресло водителя, накрыл собой двух стрелявших бандитов.
Алексей Сергеев распахнул дверь салона, и внутрь рафика бросился Владимир Елисеев. Но тут главарь террористов навёл пистолет на майора Картофельникова… Выстрелить ему помешал Владимир Кузнецов, крутанувший руку главаря. Так получилось, что Прунчак сам продырявил себе грудь.
— После взрыва в рафике нам пришлось бежать за ним лишние двадцать метров, чтобы вытряхнуть из него этих подонков, — вспоминает Владимир Елисеев. — Кто‑то бежал с кувалдой, кто‑то — с молотком, а я прихватил чугунную ножку от скамейки. Литая такая, с «лапой». Сама в руку ложится.
Мы надеялись, что оружие применять не придётся, но — пришлось. Саша Михайлов стрелял по колёсам, чтобы остановить рафик, я — когда уже высадил стёкла со своей стороны. Народу в салон набилось неимоверно. Когда я распахнул пассажирскую дверь, сидевший с краю просто вывалился мне под ноги. Я через него переступил и шагнул в салон.
Главаря — Павла Прунчака — я узнал сразу: нам показывали его фотографию и давали описание. У него была повреждена кисть правой руки. Вижу: сидит он со скрюченной «клешнёй», а в левой руке — ТТ. Оружия в салоне — куча! Когда я залетел туда, сразу увидел два ствола, нацеленные на меня в упор, — пришлось стрелять. Тут уж или ты, или они… Всё произошло мгновенно. Я помню хлопки своих и чужих выстрелов, вопли раненых, мат своих и чужих. Потом засунул пистолет под бронежилет и стал вытаскивать пассажиров из салона. Наручники никому не надевал, просто укладывал всех на асфальт.
Но все же бандиты успели произвести по спецназовцам 24 выстрела! К счастью, стрелки они были никудышные. Только Игорю Орехову не повезло: получил ранение в шею. С другой стороны, повезло: преступник стрелял в него из малокалиберного пистолета Марголина, а не из ТТ, который он держал в другой руке. Вот как сам Игорь Владимирович описывал этот момент:
— Картина такая получается: одного держу ногами, на другого хрена навалился всем телом. Он упал, а я не могу дотянуться до его пистолета. У меня самого в одной руке пистолет, в другой молоток. Вот этим молотком‑то стал я его долбить по руке, пока пальцы не разжались. Наши уже стёкла бьют… Стал я подниматься на руках. Вижу, бандит с заднего сиденья целится в меня. Я это вижу, но сделать ничего не могу, так как на руке с пистолетом отжимаюсь. Упал. А когда чуть приподнялся, то в меня выстрелил «пассажир», сидевший через двигатель. Он развернулся и выстрелил в упор с левой руки. Меня спасло то, что в правой руке у него был ТТ, а в левой — мелкокалиберный пистолет Марголина.
Садануло — будто шпалой по шее. Я сначала не понял: то ли это выстрел, то ли просто удар. Пуля попала между сферой и бронежилетом и, не задев жизненно важных органов, застряла возле позвонков. Но сознание не потерял. Каска тяжёлая… и одна мысль: подниму я голову или нет? Потом вижу, что голова поднимается. Ребята, когда нейтрализовали бандитов, закричали: «Игорь ранен, Игорь ранен!» Меня стали вытаскивать за ноги. А я отбрыкиваюсь, говорю: «Я сам!»
Александр Михайлов:
— Чтобы не накапливаться и не мешать тройке Виктора, которая надевала наручники на «пассажиров», я в салон не полез, а занялся тем, кто напротив водителя сидел. Так что бандита Дзидзария, стрелявшего в Игоря Орехова, из салона вытряхнул я. Если бы знал, что это именно он в Орехова стрелял, просто порвал бы в лоскуты. Я сначала не понял, что это Игорь лежит на водительском сиденье. Он лицом вниз упал. Спрашиваю — кто? Он глухо так промычал, с усилием: «О-ре-хов…»
После того как вместе с Лутцевым мы его извлекли из салона, стало понятно, что он ранен, но жить будет. Хотя шишка справа у него на шее была чудовищной: пуля прямо в шее застряла!
Виктор Лутцев:
— Когда я подошёл к водительской двери, мне стало жутко. Там лежал Игорь Орехов. Он лежал не шевелясь, лицом вниз. Я подумал, что Игорь мёртв, но он подал голос, назвал свою фамилию. Мы его вытащили, осмотрели и увидели огромную опухоль на шее справа — это была пуля пистолета Марголина, калибр 5,56, застрявшая у него в теле. Пуля малокалиберного пистолета вошла слева, сквозь шею, не задев жизненно важные органы, отколов отросток шейного позвонка, и застряла в шее, на выходе. Удивительно — я сам не поверил, — но после того как Орехову оказали помощь, он пошёл с нами помогать «Витязю» запинывать зэков в камеры.
Когда штурм автобуса был завершён — он занял меньше минуты, — Карпухин призвал высвободившуюся группу помочь ребятам, которые освобождали здание изолятора. И Игорь Орехов, несмотря на пулю, засевшую в шее, побежал вместе с ними.
А тем временем вторая группа штурмовала верхние этажи изолятора, в котором оставалось шестьдесят преступников. Взорвав люк на четвёртом этаже, группа проникла в здание, но оказалась перед запертой дверью; пришлось взрывать и её. У Лысюка возникла похожая ситуация: за взорванной дверью запасного входа оказалась ещё одна, решётчатая, которой не было на плане здания, за ней — баррикада из мебели и около шестидесяти вооружённых преступников. Решётку взорвали, а коридор очистили от уголовников одним залпом резиновой шрапнелью из «шайтан-трубы» — гранатомёта РГС-50. В тюремном коридоре шрапнель отскакивала во все стороны, так что большинство зэков сами расползлись по камерам, а остальным «помогли» спецназовцы. Потом по одной открывали камеры, обыскивали уголовников, изымали оружие…
Собственно зачистка заняла считанные минуты. Позже зарубежные коллеги долго не могли поверить, что такое возможно. Операция в Сухуми, где более семидесяти вооружённых бандитов несколько суток удерживали в здании заложников, считается образцовой: все заложники и силовики живы (лёгкие ранения, кроме Игоря Орехова, получили военнослужащий ОМСДОНа и два заложника), а из бандитов убиты только трое, в числе которых зачинщики бунта Прунчак и Дзидзария. Абхазский обком Коммунистической партии Грузии, Совет Министров и Президиум Верховного Совета Абхазской АССР направили Председателю КГБ и Министру внутренних дел благодарственную телеграмму. А все сотрудники, участвовашие в той операции были представлены к правительственным наградам
