«В ночь на 20 сентября 1986 года трое военнослужащих в / ч 6520 внутренних войск МВД СССР Н. Р. Мацнев, А. Б. Коновал, С. В. Ягмурджи, находившиеся в наряде, самовольно покинули часть, похитили ручной пулемет и автомат Калашникова, снайперскую винтовку Драгунова и 220 патронов к ним». Эта сводка, разосланная по каналам МВД и КГБ Башкирской АССР, стала прологом к кровавой драме, в которой каждое мгновение, как в известной песне, раздавало «кому позор, кому бесславье, а кому бессмертие», — драме, обнажившей звериную, нечеловеческую жестокость одних и готовность выполнить свой долг с риском для жизни — других, — драме, в которой те, кому государство доверило оружие, оказались подонками, а безоружные женщины, вступившие с ними в противоборство, — настоящими героями. Но обо всем по порядку.
Бегство срочников из воинской части не было редкостью. Кто-то не выдерживал тягот службы, кто-то бежал от «дедовщины», кого-то «подрывали» известия из дома. Беглецов ловили на станциях, в поездах, по месту жительства. Обычно их задерживали силами сотрудников МВД по соответствующей ориентировке. Другое дело — дезертирство с оружием: на такое шли самые «отмороженные» — те, кто, не задумываясь, готов пустить его в ход. Этих ловили, оцепляя целые районы, фактически проводя настоящую войсковую операцию. Но тут случай был особый. Позже, в ходе следствия, открылись некоторые обстоятельства, которые, вероятно, сыграли свою роль — если не стали решающими — в принятии рокового решения.
Во-первых, двое дезертиров — Мацнев и Ягмурджи — были наркоманами. Наркотики они употребляли еще на гражданке, а теперь на службе, охраняя заключенных, приобретали «вещества» и у них. Сейчас сложно сказать, стало ли об этом действительно известно начальству или это были лишь их догадки, но факт в том, что за связь с заключенными и тем более за употребление наркотиков им грозил реальный срок, а на зоне «вэвешников», мягко говоря, не жалуют. Это было вторым обстоятельством. Третьим, возможно, стали мечты Мацнева о заграничной жизни, которые посещали его еще во время учебы Архангельском мореходном училище, хотя в заграничном плавании сам он не был ни разу. Однако это не помешало ему предложить сослуживцам смелый план — захватить самолет и улететь на нем за границу. Привлекательности этому предложению добавляло четвертое обстоятельство: все трое числились в нештатной группе освобождения воздушных судов, захваченных террористами, и изучали планы всех находящихся в эксплуатации в СССР пассажирских самолетов, а также изучали и отрабатывали способы проникновения в салон и применения соответствующих спецсредств.
Да, это был уникальный случай, когда террористы прошли подготовку по программе противодействия терроризму, поэтому они были уверены в успехе своего предприятия. Их план предусматривал участие еще нескольких сообщников, но главный расчет строился на четверых. Четвертому — Игорю Федоткину — поручили угнать из парка БТР (на нем они собирались въехать на летное поле) и ждать их у военных складов за городом. Сбежав из части в центре Уфы, Мацнев, Ягмурджи и Коновал захватили такси, но по дороге наткнулись на наряд ПМГ, запаниковали и с ходу расстреляли милиционеров. Александр Коновал, вооруженный незаряженной снайперской винтовкой, при этом скрылся. Тогда Мацнев с Ягмурджи на такси рванули прямо в аэропорт.
Не доезжая до аэропорта, преступники приказали таксисту остановиться. Хотели пристрелить и его, но водитель вымолил пощаду, пообещав, что никому ничего не расскажет. Оставив такси, преступники через лесок вышли к аэродрому. Через дренажную канаву пробрались на летное поле, где стоял Ту-134, следовавший по маршруту Львов-Киев-Уфа-Нижневартовск. Только что закончилась дозаправка, и начиналась посадка.
Тем временем таксист добрался до поста милиции и сообщил о том, что двое вооруженных солдат, расстрелявших патрульный уазик, направились в сторону аэропорта. Однако милиционеры, вместо того, чтобы оперативно воспользоваться полученной информацией, решили прежде доставить водителя в Управление МВД, что в итоге отняло драгоценное время. Между тем в аэропорту, куда поступила ориентировка о побеге военнослужащих с оружием, все шло своим чередом: никаких специальных мер не предпринималось, не были даже оповещены наземные службы и экипажи. Поэтому когда на борт вместе с последними пассажирами поднялись вооруженные люди, это стало для всех полной неожиданностью.
У входа в самолет они столкнулись с проверявшей билеты сотрудницей аэропорта Людмилой Сафроновой. Взглянув в глаза бандитам, Людмила с криком бросилась в кабину экипажа. Кто-то, не разобравшись, засмеялся, приняв ситуацию за розыгрыш. Но командир корабля сориентировался мгновенно: втолкнул Сафронову в кабину и заблокировал дверь. Бронированная дверь кабины экипажа способна противостоять пистолетной пуле, но очередь из автомата, а тем более из пулемета прошивает ее насквозь. Впрочем, преступники не собирались расстреливать экипаж, они лишь хотели подчинить его своей воле, поэтому велели стюардессе Елене Жуковской передать пилотам их требования — немедленно лететь в Пакистан или «любую недружественную Советскому Союзу страну», в противном случае обещая убить вторую стюардессу, Сусанну Жабинец. Приставив к ее голове ствол автомата, Мацнев стал отсчитывать секунды до выстрела. В это время один из пассажиров, монтажник Управления «Запсибнефтегеофизика» Александр Ермоленко, поднялся со своего места, намереваясь приструнить «сопляков» — он был заметно крупнее и сильнее бандитов. Обернувшись, Мацнев не раздумывая застрелил Ермоленко. Открыл огонь и Ягмурджи. Пули прошли рядом с головой бортпроводницы Елены Жуковской, обожгли плечо женщине, закрывшей собой ребенка, и смертельно ранили электрика из Управления буровых работ «Укрнефть» Ярослава Тиханского. Стало ясно: если сейчас же не успокоить террористов, они перебьют пассажиров. Елена Жуковская передала захватчикам, что их требования приняты, но теперь, когда самолет получил повреждения, он не может взлететь. Есть вариант улететь на другом самолете. Но террористы покидать борт отказались. Под угрозой расстрела заложников они потребовали, чтобы экипаж разоружился, а самолет привели в порядок. Пилоты выкинули в салон один пистолет без патронов, оставив второй в надежде, что террористы не знают, сколько единиц оружия положено экипажу. Те с виду успокоились, готовясь к долгому ожиданию, а чтобы скоротать время, потребовали доставить на борт сигареты, выпивку, наркотики. Курьером и переговорщиком стал командир роты, в которой числились дезертиры. Его они, похоже, уважали и на борт допустили. На протяжении многих часов он не раз пытался уговорить своих подчиненных одуматься, но результатов не добился.
В это время работа спецслужб уже шла полным ходом. Первыми в аэропорт прибыли председатель КГБ Башкирской АССР генерал-майор Вадим Григорьевич Мищенко и его сотрудник полковник Анатолий Иванович Коцага. Из Москвы вылетел начальник отдела по борьбе с воздушным терроризмом КГБ СССР полковник Рево Сафиевич Ишмияров и сотрудники Группы «А» во главе с Геннадием Николаевичем Зайцевым. На Украине разыскали мать Ягмурджи и доставили записанное ей на магнитофон обращение к сыну. Оно, как и другие уговоры, не возымело действия.
Террористы тем временем переоделись в отобранную у пассажиров сухую гражданскую одежду (на улице всю ночь шел дождь, и они насквозь промокли, пока добирались до аэропорта и сидели в засаде у летного поля), заблокировали аварийные выходы, заклеили глазок пилотской кабины (впрочем, одной из стюардесс вскоре удалось незаметно снять наклейку). Они разрешили вытащить на трап тело убитого Ермоленко, а затем и раненого Тиханского. Эту работу пришлось выполнять хрупкой стюардессе — Елене Жуковской; ни Мацнев, ни Ягмурджи показываться снаружи не хотели. Опасаясь вооруженных бандитов, медики не сразу забрали раненого, и он скончался в машине скорой помощи.
Утром удалось уговорить бандитов отпустить большую часть заложников — дескать, это позволит самолету легче подняться в воздух, да и расход топлива уменьшит, иначе до границы его точно не хватит. Пассажиры кубарем скатывались по трапу, прыгали на летное поле — и мчались к ближайшим кустам: на протяжении нескольких часов террористы запрещали им вставать с мест, никого не выпуская даже в туалет. В салоне осталось два десятка пассажиров и обе стюардессы.
Освобожденных опрашивали сотрудники КГБ: сколько преступников, где находятся, как себя ведут, кто главный, как вооружены и т п. Через некоторое время на борт поднялся Коцага, который до службы в КГБ работал авиаинженером и начальником участка в этом аэропорту. У входа в салон его встретил Мацнев, наставив в упор автомат. Коцага представился техником, сказал, что пришел осматривать повреждения самолета. Преступники поверили в его легенду, а тот, поговорив с экипажем, попросил их поработать рулями, отчего по самолету прошел громкий скрежет. «Вот, слышите, — сказал он бандитам, — что вы наделали! Тут ремонта часов на двенадцать». У трапа стоял знакомый техник, муж Людмилы Сафроновой, которая оставалась в заложниках в кабине экипажа. Анатолий Иванович тихонько попросил его пройтись по верху самолета и крикнуть, что там, мол, тоже что-то неисправно.
Потянулись часы ожидания. Через установленное Коцагой прослушивающее устройство чекисты теперь контролировали обстановку в салоне, могли оценить психоэмоциональное состояние преступников. С ними поддерживали контакт, передавали наркотики и специально приготовленные препараты, изматывали постоянно возникающими «объективными» затруднениями, задержками. В конце концов они «сломались» — заявили, что никуда не полетят, и напоследок попросили большую дозу наркотиков — чтобы красиво уйти из жизни.
В это время Группа «А» активно готовилась к штурму. Подгруппа Владимира Миронова заняла место в кабине пилотов, другая — под руководством Виктора Зорькина — готовилась штурмовать салон через хвостовой отсек. Часть сотрудников моделировала штурм на аналогичном самолете, который им предоставили для тренировки. Сразу же выяснилось, что группа захвата из кабины пилотов не успевает добежать по узкому коридору, проходящему мимо багажного отделения и кухни до первого салона, где сидел Мацнев. У преступника достаточно времени, чтобы встретить их очередью из автомата. Тогда родилась безумная идея — а что, если снять бронежилеты? Все равно очередь в упор они вряд ли выдержат. Проверили — успевают. Риск? Безусловно. Но риск оправданный. Теперь оставалось дождаться, когда Москва даст отмашку на штурм. Обстановку руководители операции докладывали наверх практически непрерывно.
Препараты, переданные преступникам, подействовали. Ягмурджи потерял сознание, выронив пулемет, а Мацнев просто заснул в обнимку с автоматом. Жуковская отнесла пулемет в кабину пилотов, где находились сотрудники Группы «А». Казалось, теперь террористов можно брать голыми руками. Но команды на штурм все не было.
Вдруг проснулся Мацнев. Увидев, что его товарищ без сознания, а пулемета нет, он рассвирепел, стал будить Ягмурджи, орать, что перестреляет заложников, но через некоторое время неожиданно согласился всех отпустить. Вскоре из гражданских в самолете остались только пилоты и Людмила Сафронова. Им было предложено покинуть кабину через форточки, но полноватая женщина не смогла протиснуться в узкое отверстие, а пилоты отказались покидать самолет без нее. Наконец из Москвы пришло разрешение на штурм.
Вот как описывает эту операцию Виктор Иванович Блинов:
— Меня вместе с Андреем Кумовым и Владимиром Мироновым отобрали в группу захвата. Мы скинули бронежилеты и залезли в форточку кабины пилотов. Стали ждать указаний. Знаками нам дали понять, что штурм откладывается. Мы поспали немножко. Просыпаемся от топота: заложники сбегают по подогнанному трапу. Вдруг стук в кабину: стюардесса подает нам ручной пулемет. Оказывается, солдаты потребовали на борт наркотики (по‑моему, и выпивку им приносили). На борту уже были средства слухового контроля. После того как они укололись, было видно, что их эмоциональный фон снижается. Ягмурджи отключился, а Мацнев расхаживал по салону, кричал, заводил себя. Наверняка что‑то тоже принял. Он нервничал: «Что там у вас гремит в кабине? Мой АКМ изрубит вашу дверь и вашу кабину!» (Дверь выдерживает попадание из ТТ с 50 см, но АКМ, конечно, не удержит.) Он него всего можно было ждать. Он же понимал, что на нем кровь, что это — «вышак». Такой сдаваться не будет. Видимо, поэтому в конце концов и поступила команда на уничтожение.
Говорят, в салон бросали светозвуковые гранаты, но я их не заметил. Мы открыли дверь, я шел первым, с РПК. Мацнев повернул голову в мою сторону, схватил автомат. Я дал очередь, от бедра, потом вторую — на добивание. Рядом лежал Ягмурджи, он был ранен в ногу».
Штурм длился считанные секунды. Вся операция — почти 15 часов. Не считая жертв в первые минуты захвата самолета, никто из гражданских лиц и спецназовцев не пострадал.
Потом было следствие. Виктору Ивановичу пришлось объяснять, почему входные отверстия на трупе Мацнева находятся и сбоку, и на спине. Объяснять, как выстрелы разворачивают тело, какая очередь была первой, какая второй. Уголовное дело в тот же день закрыли, признав, что Блинов действовал в пределах необходимой самообороны.
К тому времени закончилась и другая часть этой истории. Сбежавший Сергей Коновалов, добравшись до деревни Подымалово, что в 20 км от Уфы, где дезертиров должен был ждать их сообщник Федоткин на БТР, узнал, что тот, испугавшись, в последний момент отказался от намеченного плана. Коновалов же укрылся в одном из домов, а когда его окружили военные, попытался совершить самоубийство, воспользовавшись штык-ножом. Его спасли врачи.
Суд приговорил Ягмурджи к высшей мере наказания — расстрелу. Коновалов получил десять лет тюрьмы, Федоткин — шесть. Виктор Блинов был награжден орденом Красного Знамени. Такой же награды удостоились бортпроводницы Елена Жуковская и Сусанна Жабинец.
