Шел четвертый год Второй чеченской. Полномасштабные войсковые операции на территории Чечни прекратились еще весной 2000 года, но отдельные отряды сепаратистов, в числе которых было немало иностранных наемников, продолжали оказывать сопротивление федеральным силам. 17 сентября 2001 года на окраине Грозного боевиками был сбит вертолет Ми-8 с военной комиссией Генерального Штаба ВС РФ; все 13 человек, находящиеся на борту, погибли. В тот же день ранним утром отряды вооруженных формирований ЧРИ[1] напали на Гудермес и захватили его; для выдавливания их из города армии пришлось применить авиацию и артиллерию. В сентябре 2002 года около 300 чеченских боевиков под командованием Руслана Гелаева вторглись в Ингушетию с территории Грузии, намереваясь прорваться в Чечню. В бою с федеральными силами четвертая часть отряда была уничтожена; с российской стороны погибло 12 военнослужащих, не считая потерь в авиации и бронетехнике. Помимо этого, в Чечне продолжались подрывы железнодорожных магистралей и теракты, в которых гибли мирные люди.
В середине октября 2002 года в интервью агентству Франс Пресс президент ЧРИ Аслан Масхадов сообщил, что активизировал связи с наиболее экстремистскими лидерами чеченских террористов в ответ на «заигрывание западных лидеров с Россией» и их отказ поддержать борьбу Ичкерии за независимость. При этом он намекнул на подготовку некой «исключительной операции», не раскрывая однако ее деталей.
Теперь уже известно, что решение о проведении масштабного террористического акта в столице России с захватом заложников в здании по образцу действий отряда Басаева в Буденновске было принято в штабе Масхадова еще летом 2002 года. Организация теракта была поручена начальнику службы экономической безопасности республики Руслану Эльмурзаеву и его помощнику Асланбеку Хасханову. Командовать диверсионно-террористической группой назначили Мовсара Бараева, племянника и телохранителя ликвидированного в 2001 году Арби Бараева.[2] Мовсар был бандитом средней руки, промышлял мелким разбоем, но затем организовал несколько успешных диверсий и терактов против федеральных сил и после смерти дяди возглавил «Исламский полк особого назначения». Впрочем, за этими людьми стояли многие другие, которые обеспечивали идеологическую накачку и вербовку будущих исполнителей. Среди таких теневых организаторов были Шамиль Басаев и его доверенное лицо и личный телохранитель Абу-Бакар Висимбаев по кличке Одноглазый Бакар.
Еще до начала Второй чеченской войны Висимбаев проходил обучение в одном из лагерей Хаттаба[3] и перенял от него тактику использования «живых бомб». Для них годились наименее ценные с военной точки зрения кадры — женщины и дети. К тому же они вызывали меньше подозрений, а после соответствующей идеологической и психологической обработки стойкостью и решимостью не уступали мужчинам. Поэтому половину отряда Бараева решили составить из женщин, большинство из которых были вдовами погибших боевиков, а некоторые даже входили в состав вооруженных отрядов. Из них была и Ясира Виталиева, которой поручили подготовку «черных вдов», организацию их проживания в Москве и выбор места теракта.
В отличие от событий в Буденновске, где больницу захватили лишь через несколько часов после нападения — как наиболее подходящий объект для длительной обороны, теракт в столице России с самого начала планировался как захват отдельного здания с большим количеством заложников. Для этого лучше всего подходили кинотеатры, театры и концертные залы. Главари боевиков наметили три: Московский дворец молодежи, где только что открылся показ мюзикла «42-я улица», Театральный центр на Дубровке, где шел мюзикл «Норд-Ост», и Московский государственный театр эстрады с мюзиклом «Чикаго». Виталиева побывала в каждом из них с видеокамерой, разведав расположение внутренних помещений и охраны. Выбор пал на бетонное здание Театрального центра на Дубровке с огромным залом, всегда заполненным до отказа, и удобной для контроля планировкой внутренних помещений.
Исполнители теракта добирались до Москвы отдельными группами и разными путями — самолетом, поездом, автобусом. Размещались на частных квартирах, арендованных по поддельным паспортам. Чтобы ускользнуть от внимания ФСБ, Бараев даже запустил дезинформацию о своей гибели[4].
Оружие и взрывчатку везли на автомобилях, спрятав под грузом яблок. Три огромные бомбы, состоящие из 152-мм артиллерийских снарядов, обложенных пластитом с дополнительными поражающими элементами замаскировали под воздушные баллоны (ресиверы) тормозной системы КамАЗа, который благополучно добрался до Москвы. Там ресиверы сняли и переложили в легковые автомобили — бомбы планировали использовать для серии других терактов в столице, призванных посеять панику, чтобы «подготовить» общество к главной операции боевиков, а власть — сделать более сговорчивой. За организацию подрывов автомобилей отвечал Асланбек Хасханов.
Но взрыв удался только один — 19 октября у ресторана «Макдоналдс» на улице Покрышкина. При этом часовой механизм, установленный на семь вечера, когда зал заполнен, неожиданно сработал в 13.10; единственной жертвой взрыва заминированной «Таврии» стал подросток. После этого теракта резко возросла активность спецслужб и сил правопорядка, и штаб боевиков во главе с Эльмурзаевым решил не откладывать осуществление основной операции.
23 октября 2002 года в Театральном центре на Дубровке находилось около тысячи человек. Разрекламированный по всей Москве мюзикл «Норд-Ост» шел с аншлагом. В начале второго акта, после исполнения песни военных летчиков, на сцену вышел человек в маске и с автоматом и, выстрелив в потолок, что-то выкрикнул на чеченском. Поначалу многие в зале восприняли это как элемент спектакля, но в следующее мгновение стало ясно, что командует новыми персонажами совсем другой режиссер и события разворачиваются совсем по другому сценарию.
Одновременно в зале появились вооруженные мужчины, одетые, в основном, в камуфляж, и женщины в черных балахонах с закрытыми лицами. Их было несколько десятков. Женщины расположились в партере и на балконе, мужчины рассыпались по всему зданию. Они сгоняли в зал всех, кто находился на сцене, в оркестровой яме, в технических помещениях. (Некоторым, впрочем, удалось спрятаться, заперев комнаты изнутри, и позже незамеченными выбраться из здания.) Смертницы, оставшиеся в зале, скотчем приматывали к себе пояса шахидов. Взрывчатку крепили и к спинкам кресел в зале, подвешивали на тросах. В центре зала и на балконе установили те самые бомбы, которые не удалось использовать в «подготовительных» терактах[5]. От них тянулись провода; привести их в действие, вероятно, мог каждый из находящихся в зале боевиков. Судя по умелым и слаженным действиям, во взрывотехнике они разбирались. И зал — бетонную коробку без окон — явно выбрали неслучайно: будь тут окна, часть энергии взрывной волны ушла бы наружу, как это произошло позже в спортзале бесланской школы, а тут деваться ей было некуда и при взрыве здание сложилось бы как карточный домик, превратившись в огромную братскую могилу. Террористы объявили всех находящихся в зале заложниками и разрешили сообщить об этом по мобильным телефонам их родным и близким. За каждого убитого или раненого боевика они пригрозили расстреливать десять заложников.
К десяти вечера к Театральному центру прибывают сотрудники милиции, ОМОНа, СОБРа, руководство столичного ГУВД, журналисты, телеоператоры. Сообщения о захвате выходят на основных телеканалах. Около здания собираются родственники и знакомые тех, кто находится внутри. Через окна с тыльной стороны здания, которую не контролируют боевики, удается вылезти нескольким заложникам. Оказавшийся рядом подполковник юстиции Константин Иванович Васильев вместе с одним из омоновцев открывает железные ворота и помогает им выбраться в безопасное место. Сам он проходит в здание — один, в форме, без оружия. По некоторым данным, Васильев предложил себя в заложники в обмен на детей, по другим — вступил в схватку с тремя дежурившими у входа боевиками (он хорошо владел приемами рукопашного боя). Он был убит выстрелом в голову со второго этажа, после чего в упор расстрелян очередью из автомата. Тело офицера боевики столкнули по лестнице в подвал.
В «Альфе» объявлена боевая тревога. Первым на место происшествия прибывает дежурный отдел, позже к нему присоединяются другие группы. Снайперские пары занимают позиции в соседних зданиях. Информации крайне мало. Начинается работа по нескольким направлениям: сбор сведений о составе отряда, его вооружении и оснащении, возможных сообщниках, самом здании и коммуникациях, числе заложников. Спецназовцам удается осмотреть крышу и проникнуть в помещение гей-клуба, расположенное в том же здании, но имеющее отдельный вход. Его посетителей эвакуируют.
В Госпитале для ветеранов войн № 1, через дорогу от захваченного Театрального центра, развернут оперативный штаб. Чуть дальше, в школе на Дубровке, — штаб ГУВД; туда доставляют всех, кому удалось выбраться из здания. Ночью террористы отпустили группу детей младшего школьного возраста и нескольких взрослых, среди которых иностранцы и мусульмане.
Той же ночью была расстреляна 26-летняя Ольга Романова. Проживавшая по соседству, она, узнав о случившемся, пришла в захваченное здание, куда ходила еще в детстве на занятия (быть может, поэтому ей так легко удалось обойти оцепление и проникнуть внутрь), — пришла, чтобы пристыдить тех, кто захватил ни в чем не повинных людей. Она буквально набросилась на Бараева, сидевшего в зале, и с жаром принялась выговаривать ему. Никто не ожидал такого напора, и настрой части заложников стал меняться. Тогда с балкона один из боевиков крикнул, что она провокатор и ее надо расстрелять. Бараев, словно очнувшись, дал команду. Ольгу оттащили в коридор и тут же расстреляли. Ее труп пролежал у входа в зрительный зал до следующего вечера.
Два отдела «Альфы» направляют с Дубровки к метро «Калужская». Там расположен ДК «Меридиан», построенный по тому же проекту, что и захваченное здание, и отлично подходящий для тренировки. Ответственным за подготовку операции по силовому освобождению заложников назначают начальника 3-го отдела Управления «А» полковника Юрия Николаевича Торшина. В его распоряжение также поступают два отдела «Вымпела».
Утром сотрудники второго отдела во главе с его начальником Александром Михайловым повторно обследуют крышу Театрального центра и обнаруживают группу техников, укрывшихся от боевиков на чердаке. Террористы не контролировали эти помещения, что позволяло скрытно проникнуть внутрь. Однако вскоре выяснилось, что некоторые телекомпании ведут прямую трансляцию всего, что происходит вокруг захваченного здания, а занявшие позиции в соседних домах телеоператоры во всех подробностях снимали рекогносцировку «Альфы».
У террористов же имелись как радиоприемники, так и телевизоры, и, вскоре после возвращения Михайлова со своими сотрудниками и эвакуированными техниками, Бараев связался со штабом и предупредил, что в случае повторения попыток проникнуть в здание, начнет расстреливать заложников. Он также распорядился заминировать обнаруженные проходы с крыши.
Это был уже второй прокол телевизионщиков. Накануне в прямом эфире с места событий продюсер мюзикла «Норд-Ост» Александр Цекало сообщил корреспонденту Первого канала, что только что нарисовал сотрудникам спецслужб подробный план помещений Дома культуры и предположил, что вскоре начнется штурм здания.
Как только стало известно, что террористы отслеживают трансляции, большинство СМИ стали ограничивать выдаваемую информацию с места событий. Также решено было не давать террористам возможность вести пропаганду через СМИ. Так, когда в ночь на 24 октября ведущие телеканалов НТВ и Рен-ТВ во время телефонного разговора с заложниками в прямом эфире попросили их передать трубку террористам, по распоряжению руководства разговор быстро прервали. А интервью Бараева корреспонденту НТВ, записанное по его требованию в ночь с 24 на 25 октября, в эфире показали без звука. 25 октября Минпечати предприняло попытку заблокировать интернет-сайт радиостанции «Эхо Москвы». Это решение отменили через несколько часов — после того как с сайта было удалено интервью одного из террористов.
Впрочем, в эти дни многие телевизионщики, отправляясь работать в заминированное здание, не только исполняли свой профессиональный долг, но и помогали собрать недостающую информацию для спецслужб. Дело в том, что часть помещений, захваченных боевиками, не имела окон и была недоступна для наружного наблюдения. Именно в такой подсобке на втором этаже и устроил свой штаб Бараев.
Утром 24 октября к Театральному центру на Дубровке приезжают иностранные дипломаты. Террористы отпускают несколько десятков иностранных граждан. Днем в здание проходят депутат Госдумы Иосиф Кобзон, британский журналист Марк Франкетти и два швейцарца — представители «Красного Креста». Позже к переговорам присоединяется вице-спикер Госдумы Ирина Хакамада. Требования террористов озвучены: немедленное прекращение боевых действий на территории Чечни и вывод всех российских войск.
Около пяти часов боевики пропускают в здание Леонида Рошаля[6] и Анвара Эль-Саида[7], которые выносят тело Ольги Романовой.
Вечером из окна туалета на третьем этаже выбираются две заложницы. Они спрыгивают на козырек пристройки и оттуда на землю. Одна из девушек при этом подворачивает ногу и не может идти. Террористы, увидев беглянок, открывают по ним огонь. На помощь заложницам бросаются офицеры «Альфы» Александр Михайлов, Михаил Кульков и Константин Журавлев. Михайлов подхватывает на руки повредившую ногу девушку, Кульков хватает вторую, а Журавлев отвлекает ведущего огонь боевика, прицелившись в него. Памятуя, что за каждого своего убитого террористы обещали расстрелять десять заложников, «альфовцы» не стреляют на поражение. Едва заложницы скрылись за углом, бандиты открыли огонь из подствольного гранатомета. К счастью, заложники не пострадали. Майор Журавлев был ранен в плечо.
После побега девушек боевики запретили походы в туалет. Отныне естественные надобности все заложники должны справлять прямо в зале — в оркестровой яме. Продукты и напитки из буфета, которые поначалу террористы раздавали желающим, закончились. Теперь для них набирают простую воду в ведро.
В ночь на 25 октября Леонид Рошаль приносит в здание коробки с медикаментами и средствами гигиены. Террористы отпускают семь человек.
Утром подвальные помещения Театрального центра заливает горячей водой. Официальная версия — прорыв теплотрассы, но террористы подозревают, что это акция спецслужб. Во второй половине дня сотрудники «Красного Креста» выводят из здания шестерых детей. Леонид Рошаль и Анна Политковская[8] приносят заложникам воду и предметы личной гигиены. Их состояние ухудшается с каждым часом, люди истощены физически и психологически; есть среди них и больные.
Среди родственников и знакомых, пришедших на Дубровку, разносится слух, что террористы обещали отпустить заложников, если на Красной площади удастся организовать митинг в поддержку их требований[9]. В толпе мелькают антивоенные плакаты.
В Кремле Президент России Владимир Путин проводит совещание с главами МВД и ФСБ, а также с лидерами думских объединений. Директор ФСБ Николай Патрушев в эфире заявляет, что власти готовы сохранить террористам жизнь, если они освободят всех заложников. Однако фактически официальные власти не ведут переговоров с террористами, и это не укладывается в их первоначальный план. Бараев и его люди постоянно связываются с кем-то по телефону (вызовы поступали из Чечни, Грузии, Турции и Британии), докладывая обстановку и, возможно, получая указания по дальнейшим действиям.
Зато неофициальных переговорщиков немало. В ночь на 25 октября с главой террористов беседовал депутат Госдумы Григорий Явлинский; вечером того же дня найти компромиссное решение пытаются Сергей Говорухин (сын режиссера Станислава Говорухина), заместитель главного редактора «Литературной газеты» Дмитрий Беловецкий, депутат Госдумы Асламбек Аслаханов, глава Торгово-промышленной палаты России Евгений Примаков, бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. Однако, несмотря на освобождение еще четырех заложников — граждан Азербайджана, каких-либо изменений позиции от Бараева добиться не удалось.«Разговор складывался очень напряженно, — рассказывал Примаков. — Это был разговор со слепым, с глухим. Я уже не знаю, каким образом охарактеризовать этого человека, Бараева, который вскакивал, был все время в возбужденном состоянии, который сказал: «Клянусь Аллахом, вы меня не понимаете — я запрограммирован, я буду решать все вопросы завтра. Завтра с 12 часов мы начинаем расстреливать». Тогда я ему говорю: «Слушайте, что Вы клянетесь Аллахом? Я Коран знаю, наверное, как востоковед не хуже вас, а может быть, и лучше. И в Коране говорится о том, что нельзя воевать с женщинами и детьми». Бараев: «Немедленно выводите войска из Чечни». Вот в таком духе шел разговор. Никакие увещевания и попытки поставить на реалистическую основу этот разговор не увенчались успехом».
Вечером 25 октября Бараев объявил, что будет вести переговоры только с представителями Президента РФ, уполномоченными принимать решения, а всех, кто приблизится к зданию без согласования с ним, будет расстреливать. Судя по показаниям заложников, в эту ночь террористы сильно нервничали — кричали что-то друг другу на чеченском, стреляли, снаряжали магазины патронами. Вероятно, в этот момент в штабе было принято окончательное решение о проведении силовой операции. Чтобы усыпить бдительность боевиков, им пообещали на следующий день встречу с полномочным представителем Президента Российской Федерации в Южном федеральном округе и бывшим командующим войсками Северо-Кавказского военного округа генералом Виктором Казанцевым. Эту новость Бараев сообщил заложникам, и прибавил, что если встреча не состоится, он начнет их расстреливать.
Однако заложники начали погибать еще до наступления утра. Около полуночи в здание проник мужчина, 39-летний крановщик Геннадий Влах. Он решил, что его сын Роман находится в заложниках, и просил найти его. Его сына не нашли, а пришедшего расстреляли. Вскоре после полуночи 26 октября у одного из заложников, Дениса Грибкова, не выдерживают нервы, и он бросается к сидящей рядом с бомбой террористке. Боевики открывают по нему огонь, но попадают в других заложников, ранив Тамару Старкову в живот и Павла Захарова в голову. Через некоторое время раненых разрешают вынести из здания и передать бригадам скорой помощи, однако Захарова спасти не удастся. Грибкова же выводят из зала и расстреливают.
В это время подразделения «Альфа» и «Вымпел», двое суток отрабатывавшие взаимодействие в ДК «Меридиан», получают приказ выдвигаться на Дубровку для проведения операции. Штурмующих разделили на две группы: одной предстоит проникнуть в здание через главный вход, зачистить гардероб и работать в зале; другая заходит через гей-клуб (к тому времени технические специалисты разобрали кирпичную перегородку, отделявшую его от основных помещений ДК), поднимается на третий этаж и накапливается перед дверью в коридор, которую боевики забаррикадировали мебелью и, возможно, заминировали. По сигналу баррикаду предстояло взорвать, нейтрализовать пулеметчика, контролирующего коридор, обезвредить штаб боевиков в подсобке буфета и, зачистив фойе, присоединиться к основной группе в зале.
Обстановку в зале спецслужбы контролировали. Вначале — по сообщениям заложников, пока у них не начали отбирать телефоны (впрочем, некоторым удалось спрятать их и передавать информацию как голосом, так и через СМС[10]), затем — с помощью установленной аппаратуры. В этом большую помощь оказал один из рабочих Театрального центра по имени Василий, который во время захвата успел укрыться с коллегами в подвале. Позже он сумел добраться до телефона и сообщил своему руководителю, инженеру по технике безопасности: «Нас тут трое, мы два дня лазим по коммуникациям. Заберите нас отсюда». Оперштаб решил послать к ним группу сотрудников 4-го отдела Управления «А». Вспоминает начальник отдела Виталий Демидкин:
— Спускались в подземелье по пожарной лестнице. На втором этаже периодически появлялся боевик. Чтобы издалека были слышны любые шаги, террористы разбросали по коридорам битые стекла. Но и поступь боевика прослеживалась четко. Как только его шаги отдалялись, под прикрытием Вадима Росщепкина и Михаила Короткова мы двойками и тройками спускались с черного входа в подвал.
В одной из подсобок нашли рабочих. Они кинулись к нам на шею, как к родным. Мы принесли им минералку, хлеб с колбасой. Благодарил и Василий, тот, который звонил. Он никак не предполагал, что через минуту, как Штирлиц, услышит: «А вас, Вася, я попрошу остаться». Я поразился этому парню. Другой бы послал нас куда подальше, сказал бы, что не военный, что не обязан… А этот даже глазом не моргнул, остался с нами, показал нам хитрые проходы в переплетении труб.
Чего греха таить, после звонка из подземелья были и опасения: «А вдруг это засада? А Василий на самом деле пособник террористов или звонил под дулом автомата». Но Василий оказался мировым парнем. Бутылка воды и бутерброды — наверное, его больше никак и не отметили.
И все же, учитывая сложную (и фактически неизвестную) схему минирования зала, шансы штурмующих — даже с учетом фактора внезапности — были невысоки. В решимости террористов идти до конца мало кто не сомневался, особенно после фразы Бараева «мы хотим умереть больше, чем вы — жить». Поэтому было решено перед штурмом подать в систему вентиляции усыпляющий газ. Его состав и действие штурмующим не были известны; этой стороной операции занимались другие люди. Офицерам сообщили лишь то, что газ без цвета и запаха, поэтому действие его должно быть незаметным. Каждому выдали по несколько доз антидота — для себя и для заложников. В вентиляционных шахтах незаметно были проделаны отверстия, но когда система вентиляции заработала, по зданию разнесся такой шум, что сомнений не оставалось: боевики обо всем догадались и сейчас раздастся взрыв. Однако взрыва не произошло даже тогда, когда из вентиляционных решеток в зале пошел белесый дымок с удушливым запахом.
Позже была выдвинута версия, что из вентиляции полетела пыль, скопившаяся там за время долгого простоя, а запах никак не связан с примененным составом. Но, так или иначе, применить его скрытно не удалось.
Примечательно, что немало заложников утверждают, что готовились к применению газа: запасали воду, чтобы смочить ею шарфы и платки, которые рассчитывали использовать в качестве масок; были респираторы и у террористов. Когда стало ясно, что из вентиляции идет какой-то газ, часть и тех, и других воспользовались подручными средствами, однако никто не запаниковал. Кто-то на основании этого факта позже пришел к выводу, что террористы блефовали и не собирались взрывать здание даже под угрозой своего уничтожения. Однако более вероятно, что прежде всего они хотели добиться выполнения своих условий и рассчитывали, что сумеют противостоять действиям силовиков, сохранить контроль над ситуацией и только если она станет безвыходной, «опрокинуть шахматную доску». Безусловно, определенную роль сыграла именно их готовность к смерти и дисциплина, позволившие террористам сохранить хладнокровие и не поддаться панике. Что же касается заложников, то на третьи сутки большинство из них охватила апатия, многие признавались друг другу, что уже ждут смерти как избавления, кто-то писал прощальные записки на театральных программках и имена и телефоны родных и близких на руках.
Однако опасность взрыва все равно сохранялась. Неизвестно было, как распределится газ по помещениям ДК, достаточна ли окажется его концентрация, в равной ли степени подействует он на разных людей. Также нельзя было исключать, что у террористов имеются сообщники снаружи здания, которые могут произвести подрыв дистанционно, с началом штурма, чтобы вместе с девятью сотнями заложников похоронить еще пару сотен спецназовцев. Для защиты от взрывной волны на улице возле Театрального центра выставили грузовики с песком (взрывотехники даже предполагали, что при взрыве в образовавшуюся воронку могут сползти соседние здания). Одну из групп держали в резерве, чтобы использовать, если основные окажутся погребенными под обломками. Перед штурмом полковник Торшин объяснил личному составу ситуацию и объявил, что за отказ от участия в операции наказания не последует. Никто из офицеров не отказался. Более того, один из сотрудников, у которого накануне истек срок контракта, упросил разрешить ему участвовать в штурме вместе со своими товарищами.
Штурм начался полшестого утра со взрывов светошумовых гранат на втором этаже здания. Это должно было отвлечь внимание боевиков от заложников и выманить их из зала. Так и случилось. В это время сработало взрывное устройство, разметавшее баррикаду и оглушившее пулеметчика боевиков. Штурмовая группа, возглавляемая Торшиным, ворвалась в коридор второго этажа и завязала бой. Осколками брошенной боевиками гранаты Торшин был ранен, но его группе удалось быстро ликвидировать Бараева и его подручного и сломить сопротивление боевиков. Газ подействовал не на всех. Вероятно, в этой части помещения его концентрация оказалась недостаточной. Отряд Торшина действовал без противогазов, так как они затрудняли ориентировку и прицельную стрельбу.
В зале, где после зачистки других помещений встретились обе группы, заложники сидели в креслах, словно неживые. Вошедшие не сразу поняли, что они отключились под действием газа — столь изможденными, измученными они выглядели. Чтобы проветрить зал, спецназовцы стали разбивать оставшиеся стекла резать транспарант с надписью «Норд-Ост», который перекрывал доступ воздуха. Но все же было ясно, что оставлять людей в этом зале, где дышать было нечем не только от газа, но и от миазмов, поднимавшихся из загаженной оркестровой ямы, нельзя. Скинув бронежилеты и каски, спецназовцы принялись вытаскивать заложников на улицу. Чтобы вынести некоторых грузных мужчин, приходилось выламывать кресла. Действовать приходилось с оглядкой на примотанную то тут, то там взрывчатку и тянущиеся к ней провода. «Черные вдовы» неподвижно сидели на своих местах: их ликвидировали в первые минуты штурма. Потом было много вопросов — дескать, почему не сохранили им жизнь, не предали суду, не выяснили подробностей организации теракта? Участники операции единодушны: это был бы неоправданный риск. В тот момент никто не знал, каким образом приводились в действие взрывные устройства: возможно, стоило кому-то из них пошевелиться, сжать или разжать руку — и все взлетело бы на воздух. Это была работа для взрывотехников, и они потратили немало времени, чтобы разминировать здание. А офицеры Управлений «А» и «В» спасали жизнь заложников — спасали, как могли: выносили их из здания (включая тех, у кого пульс уже не прощупывался), кому-то вкалывали антидот (доз не хватало), кто-то, очнувшись, шел сам — его провожали до автобусов, которые подавали вместо скорых.
Да, скорые прибыли не сразу, их не хватало, да и парковка перед входом была заставлена легковыми машинами. Быстро убрать их можно было только сгребя бульдозером. Какое-то время люди просто лежали у входа в ожидании квалифицированной медицинской помощи. На улице было холодно, а большинство заложников были одеты легко: их верхняя одежда осталась в гардеробе.
Несмотря на безупречно проведенный штурм, который занял всего несколько минут, итог операции неоднозначен. Все террористы были уничтожены. Из более чем 900 захваченных боевиками заложников почти 800 были освобождены. 130 человек спасти не удалось; пятеро из них были застрелены террористами, остальные погибли в результате сочетания воздействия газа, несвоевременно оказанной помощи и сопутствующих факторов (хронические болезни, истощение организма, западение языка при потере сознания, сдавливание при перевозке множества тел в автобусе, переохлаждение). Среди штурмующих обошлось без потерь, но также были серьезно пострадавшие от действия газа, даже несмотря на применение антидота.
Тем не менее зарубежные специалисты, в частности руководители спецподразделений SAS из Великобритании, «Дельты» из США, израильского «Моссада», дали высокую оценку проведенной спецоперации — как и руководство нашей страны. В воскресенье, на следующий день после штурма, Путин принял в Кремле участников операции, поблагодарил за проделанную работу и отметил четырех офицеров (двух руководителей Центра специального назначения ФСБ и по одному сотруднику «Альфы» и «Вымпела») высшей государственной наградой — звездой Героя России.
Подручный Шамиля Басаева, Абу-Бакар Висимбаев, отвечавший за вербовку смертниц для «Норд-Оста» и подготовку ряда других терактов, будет уничтожен в 2004 году в станице Шелковской. Сам Басаев взлетит на воздух вместе с сопровождаемым им грузовиком с оружием и боеприпасами в 2006 году у села Экажево. Однако прежде он успеет организовать еще один масштабный теракт — самый кровавый из всех. И снова «Альфа» и «Вымпел» вступят в схватку с террористами ради спасения жизни заложников.
[1] Чеченская Республика Ичкерия — непризнанное самопровозглашенное государственное образование, возникшее на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР в 1991 году.
[2] Один из самых радикальных и непримиримых сторонников шариатского государства на территории Чечни, участник нападения Басаева на Буденновск, основатель и первый командир «Исламского полка особого назначения», до 1998 года входившего в состав ВС ЧРИ.
[3] Профессиональный арабский террорист, наемник, полевой командир, принимавший активное участие в вооруженном конфликте на Северном Кавказе на стороне исламистов. Ликвидирован в апреле 2002 года.
[4] 12 октября 2002 года заместитель командующего группировки войск в Чечне Борис Подопригора объявил, что «Бараев погиб под точечными ударами российской артиллерии и авиации». Российское руководство поверило этой информации, хотя это было уже не первое подобное сообщение и тело Бараева так и не было предъявлено.
[5] Взрыва каждой из двух этих бомб (который мог вызвать детонацию и других зарядов) было достаточно для уничтожения заложников. Заряды вдоль стен должны были выбить бетонные опоры и обрушить потолок на людей, сидящих в зале. И это не считая двух установленных на сцене противопехотных мин, емкостей с бензином и надетых на женщин «поясов смертников» с поражающими элементами — стальными шариками. Всего же после штурма было изъято 120 килограммов взрывчатки, 16 гранат Ф-1 и 89 самодельных гранат, изготовленных из выстрелов к подствольному гранатомету, часть их которых бандиты установили в виде растяжек в наиболее уязвимых местах их обороны.
[6] Руководитель отделения неотложной хирургии и травмы детского возраста НИИ педиатрии Научного центра здоровья детей РАМН.
[7] Врач из Иордании, доцент кафедры хирургии Академии имени Сеченова.
[8] Журналистка «Новой газеты».
[9] Когда кто-то из заложников спросил Бараева, зачем он захватил людей, тот ответил: «Вы же не ходите с митингами на Красную площадь». Одна из женщин подхватила: «Наше правительство не будет нас спасать, давайте звонить нашим друзьям, родственникам, пусть они выходят на Красную площадь», — на что Бараев сказал: «Ну, звоните, ну, говорите», — разрешив воспользоваться телефоном.
[10] Одним из самых активных был Павел Платонов, передававший информацию почти до самого начала штурма.
